Габелия Отари Амбросиевич

ГАБЕЛИЯ ОТАР АМБРОСИЕВИЧ

ოთარი გაბელია

В «Динамо» (Тбилиси) в 1977-82 и 1985-90 годах.
Вратарь. Рост 177 см.
Род. 24 марта 1953 года в Зугдиди.

Мастер спорта СССР (1977).
Заслуженный мастер спорта СССР (1981).
Победитель Кубка Обладателей Кубков УЕФА 1980/81 года.
Обладатель Кубка СССР 1979 года.
Серебряный призер Чемпионата СССР 1977 года.
Бронзовый призер Чемпионата СССР 1981 года.
Финалист розыгрыша Кубка СССР 1980 года.
Обладатель приза журнала «Огонек» как лучший вратарь 1979 года.
В списках 33 лучших футболистов сезона в СССР — 1 раз в 1979 году.

КЛУБНАЯ ИГРОВАЯ КАРЬЕРА:

1963 — ФШ Зугдиди (тр. В.Букия, Г.Сартания)
1970-71 — «Динамо» (Зугдиди)
1972-73 — «Динамо» (Сухуми)
1974-76 — «Торпедо» (Кутаиси)
1977-82 — «Динамо» (Тбилиси)
1983 — «Торпедо» (Кутаиси)
1985-89 — «Динамо» (Тбилиси)

СБОРНЫЕ КОМАНДЫ:

В 1979 году провел 1 матч за первую Сборную СССР.
Серебряный призер Спартакиады народов СССР в составе Сборной Грузии.


СТАТИСТИКА ЗА «ДИНАМО» (ТБИЛИСИ):

1977 (сезон 1, возраст 24) — чемпионат (16-8п), дубль (2+-?п), ЕК (3-5п), международные (8-9п), другие (2-0п)
1978 (сезон 2, возраст 25) — чемпионат (9-6п), дубль (15-?п), кубок (4-2п), международные (2-0п)
1979 (сезон 3, возраст 26) — чемпионат (24-20п), дубль (7-?п), кубок (7-2п), ЕК (4-8п), международные (2-1п)
1980 (сезон 4, возраст 27) — чемпионат (33-28п), дубль (1+-?п), кубок (9-8п), ЕК (4-0п), международные (10-9п)
1981 (сезон 5, возраст 28) — чемпионат (31-28п), кубок (1-2п), ЕК (9-9п), международные (5-7п)
1982 (сезон 6, возраст 29) — чемпионат (16-26п), дубль (11-?п), кубок (2-3п), ЕК (6-4п), международные (4-4п)

1985 (сезон 7, возраст 32) — чемпионат (34-39п), кубок (2-3п), международные (7-?п)
1986 (сезон 8, возраст 33) — чемпионат (25-27п), дубль (1-0п), кубок (2-2п), международные (8-8п), другие (2-3п)
1987 (сезон 9, возраст 34) — чемпионат (29-36п), дубль (1-1п), кубок (4-1п), ЕК (6-7п), международные (6-2п), другие (4-6п)
1988 (сезон 10, возраст 35) — чемпионат (29-35п), дубль (1+-?п), кубок (5-3п), международные (9-6п), другие (3-3п)
1989 (сезон 11, возраст 36) — чемпионат (25-26п), дубль (1-1п), кубок (2-1п), международные (6-3п), другие (1-1п)
1990 (сезон 12, возраст 37) — международные (3-2п)

Всего: сезонов (12), матчей: чемпионат (271-279п), дубль (40+-?п), кубок (38-27п), еврокубки (32-33п), международные (70-?п), другие турниры (12-13п)


Пресса об Отари Габелия:

Газета «Спорт-Экспресс» (Москва) от 5 июля 1996 года:

«НЕЧЕСТНОГО МАТЧА — НЕ ПРОЩУ».
У этого грузинского вратаря было немало поклонников по всему Советскому Союзу. Впрочем, даже недоброжелатели искренне желали успеха голкиперу тбилисского «Динамо», когда его клуб в 81-м совершал свое триумфальное шествие по Европе. Отар немало тогда посодействовал завоеванию Кубка кубков, а затем еще почти десяток лет защищал цвета родного клуба.
Герои той дружины и сегодня верно служат грузинскому футболу. Кто знает, может быть, сейчас под бдительным оком Отара Габелия, отвечающего в сборной Грузии за подготовку вратарей, вырастает голкипер, который когда-нибудь тоже сможет вписать свое имя в историю?
— Простите за банальность, но как вышло, что Отар Габелия стал вратарем?
— Вообще-то я в команде из Зугдиди поначалу был нападающим. Но так получилось, что наш вратарь уехал из города, а так как мы принимали участие в соревнованиях на приз клуба «Кожаный мяч», то играть за команду он не имел права. Тренер попросил меня встать в ворота. Я встал — и в первой же игре взял два пенальти. А потом я заболел — плеврит. После него по полю особенно не поносишься — дыхалки не хватит. Выходит, самой судьбой мне было предначертано в воротах стоять. Через год на зональных соревнованиях в Поти я получил приз лучшему голкиперу, до сих пор его дома храню.
— И уже тогда у вас стали проявляться задатки самого темпераментного вратаря Советского Союза?
— Да, я не молчун. Иногда для того, чтобы себя завести, обращался к своим защитникам с плохими словами, но, конечно, предупреждал, чтобы зла на меня не держали.
— Вы, видимо, бесстрашный человек?
— Я никого не боюсь. Живу честно. А если кого-нибудь несправедливо обижают, становлюсь на его сторону.
— Например?
— Я надеюсь, что похож на своего отца. Так же сентиментально отношусь к чужому горю. Могу даже заплакать, когда на улице увижу человека, который просит милостыню. И обязательно стараюсь помочь чем могу этим людям.
— Наверное, вы родились в не очень обеспеченной семье?
— Мой отец пятнадцать лет был директором совхоза. С голоду мы не умирали, но и роскоши в нашей семье не было. Отец жил справедливо. Терпеть не мог всех этих левых дел.
— Когда вы пришли в футбол, деньги имели для вас большое значение?
— Я бы не сказал. У меня три сына, и их отцу надо, чтобы они были накормлены и хорошо одеты. Все. Да, ну и еще, если ко мне придет в гости друг, чтобы я мог маленький стол.
— Мне кажется, похожих на себя людей вы встречали не так уж и много.
— Не много, но достаточно. Я с ними и дружу. Покойный Виталий Дараселия такой жизнью жил. Володю Бессонова в этом плане очень уважаю, Демьяненко, Баля… Ринат Дасаев — немного себе на уме парень, но тоже временами душа у него открывается нараспашку.
— Свою первую встречу с Дараселией помните?
— В Сухуми дело было, в 72-м. Я тогда за местное «Динамо» стоял, а тренером у нас был Грамматикопуло. И вот как-то на сборах играем тренировочный матч с ереванским «Араратом», наш тренер за пятнадцать минут до конца выпускает новичка. Вид у него не самый атлетичный, я еще, помню, про себя чертыхнулся: игра-то хоть и тренировочная, но все-таки… Выиграли мы, кстати, тогда — 3:2. А новичок — Виталий Дараселия — за эти пятнадцать минут успел так начудить, что после игры Грамматикопуло мне сказал: «Чую, будет из Виталия отличный футболист». У меня тоже уже сомнений в этом не было.
Каким он был замечательным человеком, наш Виталий! Справедливо жил.
— А как сейчас живет его семья?
— Через два года Марина вышла замуж за прекрасного человека, который очень хорошо относится к детям. Их двое, мальчик и девочка. Виталий-младший играет в футбол, и очень неплохо. Тренируется в батумском «Динамо». Хорошие мозги у парня.
— Вернемся к карьере Отара Габелия. Чем объяснить, что после школы он поступал в сухумский институт субтропического хозяйства?
— Я собирался стать агрономом, как папа. И, кроме того, считал, что у спортсмена должна быть профессия после ухода из спорта.
А карьера моя там складывалась неплохо. В Сухуми уже после нескольких тренировок я стал первым вратарем. Спустя два года меня пригласили в кутаисское «Торпедо». А в 76-м Ахалкаци взял в тбилисское «Динамо».
— Представляю чувства молодого вратаря, которому из рамки надо раздавать указания матерым динамовским старожилам…
— Там понятливые люди были. Все знали, что команда начинается с вратаря. Конечно, вне поля к тому же Кипиани или Гуцаеву я буду относиться по-другому, но во время матча все равны. У нас не существовало такого: «Ты зачем на меня так громко кричишь?»
Так что робости или страха у меня не было. Кричал на всех, даже на Кипиани. Орет же мне какой-нибудь сумасшедший болельщик, когда мяч вгоняют в ворота с двух метров: «Эй, ты что, не мог взять такой легкий мяч?»
— А партнеры укоряли вас за пропущенные голы?
— Кричать никто не кричал, но, поверьте, становилось неприятно, когда у всех игроков на лицах появлялось кислое выражение. Однако в любом случае я переживал больше других.
— Как у вас складывались отношения с основным голкипером «Динамо» Дэвидом Гогия?
— Замечательно. У Давида природные данные были лучше, чем у меня, но беда его в том, что он по своей натуре несколько ленив. Кроме того, в начале сезона-77 Давид провел несколько не совсем удачных игр, и Ахалкаци решил доверить ворота мне. Я играл довольно успешно, а в таких случаях, сами знаете, голкипера не меняют. Так что уже в первом своем сезоне я провел 16 игр и получил серебряную медаль чемпионата СССР.
Впрочем, не все шло так гладко, как я вам рассказываю. Помню, выиграли мы у Алма-Аты у себя дома 2:0. Я сыграл хорошо, а на следующий матч Ахалкаци ставит Гогия, после чего тот стоит и в кубковом матче с «Интером». Я вначале обижался на тренера, а потом понял, что он был прав. На такие матчи надо ставить человека, который уже многое повидал.
— Когда пришел ваш черед обретать славу «удушителя» бомбардиров?
— В 79-м в финале Кубка СССР в Москве. Перед тем был матч чемпионата, в котором мы встречались с торпедовцами. В этом поединке Гогия получил небольшую травму и прикинул, видимо, что с динамовцами столицы на их поле у нас будет немного шансов… В общем, поздно вечером перед игрой мне позвонил Ахалкаци и сказал, что завтра в воротах буду стоять я.
Всю ночь я ворочался, не мог заснуть. Гогия подбадривал меня как мог: «Да ты не переживай так, думай, что завтра обыкновенная игра». Заснул я только в пятом часу. Перед игрой, когда садился в автобус, сказал себе: «Или, Отар, ты будешь человеком, или нет. Сыграй так, как умеешь».
В основное время счет был 0:0. Выручил я команду в двух-трех моментах.
— А потом была серия одиннадцатиметровых, в которой вы отразили три удара…
— У меня один секрет был. Сейчас уже можно, расскажу. В тот момент, когда пенальтист опускал голову и устанавливал мяч на точке, я оборачивался назад, на стоявшего за воротами Челебадзе. Он все-таки игрок сборной и мог знать больше, чем простой смертный. И вот Реваз вроде бы как мне показывал, куда бьет тот или иной футболист. А чтобы мой визави не пропустил подсказку Челебадзе, я ее дублировал движением руки. Как раз в этот момент пенальтист поднимал глаза от мяча и видел, как «непонятливый» Габелия переспрашивает: «Что, правда он туда бьет?», а потом изо всех сил пытается сделать непроницаемое лицо. Форвард про себя потешался над этим бездарным спектаклем, разбегался и… Бил он, как вы понимаете, в вычисленный мной угол, куда, сделав ложный замах, устремлялся и я. Таким манером тогда в Москве я взял пенальти от Маховикова, Петрушина и Газзаева.
— После игры вы с обманутыми пенальтистами не общались?
— Знаете, у них ведь горе было. Помню, подошел Маслаченко, взял у меня интервью.
— Кстати, о Маслаченко. Этот голкипер в свое время был неравнодушен к различным головным уборам, а лучшим из них для вратаря признавал знаменитое грузинское кепи «аэродром». Интересно, что вы думаете по этому поводу?
— Никогда в жизни шапок не носил. Даже в Москве при 40 градусах мороза. Не подходит мне ушанка. Кепка от солнца в воротах, конечно же, неплоха, но все же это липший груз.
— Немаловажный факт, учитывая, что прыгучесть всегда была вашим главным оружием. И вынужденным, надо признать. Рост-то у вас…
— А на самом деле высокорослых вратарей было не так уж и много. Мазуркевич был невысоким, у Кавазашвили — 176, Котрикадзе — 175, Бенкса — 179. Хомич — тоже не гигант. Мы свое шустростью брали.
— По прыгучести вы, наверное, были в команде вне конкуренции?
— Вова Гуцаев был у нас первым прыгуном — в высоту брал 2 метра, а я — где-то 180. А в длину он улетал к 7 метрам, тройным же — 16.
— Говорят, вратари — ужасно суеверный народ. Какие у вас были ритуалы перед игрой?
— Перед установкой на матч я всегда читал Библию. Первый раз я это сделал перед игрой с «Ливерпулем», в которой мы благополучно победили.
Что еще… Ступал на поле левой ногой. И обязательно торопил ребят, чтобы мы вышли из тоннеля быстрее, чем соперники, и успели занять правую сторону поляны. Или договаривался с работниками стадиона, чтобы они запустили гостей на сторону, противоположную нашей «счастливой». Тут тоже была своя история. В день моего дебюта в «Динамо» мы принимали «Нефтчи» и начали играть на правой половине. Первый тайм проиграли, а во втором забили четыре мяча и победили 4:1.
— Представляю, как подействовала на вас пропажа багажа перед финальным матчем Кубка кубков с клубом «Карл Цейс»!..
— Я не паниковал. Просто обидно было. Всю форму с собой на финал взял: два тренировочных костюма, по два комплекта маек, трусов, гетр, пять пар перчаток. В «Шереметьево» умыкнули, как пить дать. Кому в Германии нужна моя сумка?
Короче, дал мне Ахалкаци свои кроссовки, я в них тренировался, пока «Адидас» не прислал мне комплект формы. Правда, фирма особенно не расщедрилась, даже бутсы не дали. Я их позаимствовал у Саши Чивадзе, у него две пары было 43-го размера. Потом я на эти счастливые бутсы раз двадцать заплаты ставил, пока они не развалились окончательно.
— Какие чувства вами овладевали, когда немцы забили первый мяч?
— Я все равно не сомневался, что мы их обыграем. Правда, думал, что дойдет до пенальти, но Виталик свое дело сделал.
А перед выездным матчем с «Ливерпулем» в аэропорту советские корреспонденты провожали нас, как на кладбище. Перед этим «Гамбург» получил от ливерпульцев 0:7. И нам все твердили, что, мол, ребята, если вы проиграете 0:5, это будет не так уж плохо.
На стадионе ливерпульском на выходе из тоннеля плакат висит. Я попросил Дато Кипиани, на свою голову, перевести, что там написано. Оказалось: «На этом стадионе играет великий «Ливерпуль». Если они хотели таким образом психологически воздействовать на соперника, то отчасти им это удалось. Ворота у них, помню, абсолютно непривычные. Я как в них встал, то такое чувство было, что в длину они метров сто.
А после игры, проигранной нами 1:2, ко мне подошел английский журналист и начал допытываться, почему такой хороший вратарь не стоит за сборную.
— Да, кстати, почему?
— Константин Иванович Бесков пригласил меня в главную команду страны в 79-м. Я даже успел в товарищеском матче с самой сборной ФРГ сыграть в Тбилиси. Лавров нам, выступавшим не в самом лучшем составе, он не принес — проиграли 1:3. Но Бесков, судя по всему, моей игрой остался доволен. После матча обнял и поблагодарил.
— А кто тогда мячи забил в ваши ворота?
— Наша оборонительная линия сыграла не очень удачно, и практически два гола нам забили один в один — Румменигге постарался. Защита у нас такой была: Мирзоян — задний, Родин из «Карпат» — справа, Маховиков — слева, Самохин должен был смотреть за Фишером. Как сейчас помню бледное лицо Самохина и его крики: «Где Фишер? Где Фишер?» Я ему подсказываю: «Вон он, такой-то номер». Но, видно, этот Фишер половчее нашего оказался, если мне третий гол забил.
— Какое последовало продолжение у дебюта?
— Получилось так, что в одни сроки наша клубная команда ехала в Аргентину, а олимпийская сборная — в Италию. Меня Бесков спросил, куда я больше хочу поехать. Естественно, я выбрал Италию, но у Бескова, видимо, свои резоны были на сей счет, раз он сказал, что в Аргентине у меня будет больше игровой практики, а на сбор потом он меня в любом случае вызовет.
В Италию поехали Дасаев и Пильгуй. Пильгуй на первое место не претендовал, а у меня, наоборот, такой характер был, что терпеть не мог никакого другого места, кроме первого. В общем, отыграл я в Аргентине четыре матча, неплохо в принципе, но в сборную меня потом не вызывали. Я, конечно, этому факту поудивлялся, а потом успокоился. Не буду же я обращаться с претензиями к Бескову? Значит, у него были свои резоны.
Кстати, я Бескова всегда считал самым великим тренером. Лобановский тоже, конечно, не маленькая фигура, но у него был большой выбор игроков со всей Украины. А Бесков делал команду из людей, на которых давно уже никто не ставил. Кем был Ярцев до приглашения в «Спартак»? Дасаева открыл в Астрахани. Я смотрел на то, как Ринат играет в первом своем сезоне, и удивлялся, чем он так Бескову понравился. А потом оказалось, что Константин Иванович глубже всех смотрел.
— С кем из коллег-вратарей у вас были самые теплые отношения?
— С Убыкиным из «Кайрата», с Вергеенко из Минска, с киевлянином Михайловым. Мы в Грузии старались всех принять как надо, угостить. В России же какие-то другие обычаи, москвичи все такие деловые, хорошо, если поздороваются. А вот киевляне — они подушевней были. Когда приезжаем в их город, обязательно придут в гостиницу, спросят, какие проблемы, чем помочь.
— Как вы сами считаете, кто из советских вратарей вашего времени был самым лучшим?
— Дасаев — вне конкуренции. Да чего говорить, он одним из лучших голкиперов мира был в то время. Очень нравился мне Прохоров в «Спартаке». Чанов-старший стабильно за «Торпедо» стоял.
Я в чем им уступал… На выходах плохо играл, это потом уже, к концу карьеры, перестал ошибаться. Зато что касается реакции, то, думаю, того же Дасаева я опережал значительно.
— Почему в тбилисском «Динамо» после золотого сезона-81 началась массовая миграция игроков, закончившаяся… Впрочем, сами знаете, чем.
— Команду надо было обновлять в любом случае. Была группа возрастных игроков, значит, в состав рано или поздно должны были прийти молодые. Наверное, этот процесс прошел бы легче, если бы мы немножко не расслабились. Нет, на тренировках не стали меньше работать, но не всегда отказывали друзьям в просьбе посидеть в компании. Нодару Парсодановичу это не нравилось, и он сделал выводы.
Я ушел из команды в 82-м. Но в Кутаиси, видно, здорово играл, раз меня вернули обратно через полтора года. Сделали капитаном, и после этого я еще шесть лет стоял за «Динамо».
— Чем запомнились эти годы?
— Самое яркое воспоминание — матчи с «Beрдером» в 88-м. В гостях мы проиграли -1:2, дома вели — 1:0, а потом пропустили нелепый гол. У немцев, может, это была самая острая контратака, Ревишвили зевнул своего игрока, и «двойка» вколотила нам головой мяч. После этого мы должны были еще голов шесть забить, но судьба, видно, в тот день была не на нашей стороне.
— Самый неудачный матч в вашей карьере?
— Не помню, какой это был год, 78-й или 79-й, но тогда мы впервые уступили «Арарату» на своем поле — 1:2. А второй мяч мне Мхитарян между ног забил. Он ударил, я думал, что его заберу, а мяч как-то нелепо проскочил в ворота.
Потом в одной газете написали, что Габелия продал эту игру за 50 тысяч рублей, и с кем-то из своих поделился, но вот только с кем, не известно. Я того журналиста зажал в углу и все спрашивал: «Говори, ненормальный ты человек, откуда взял, что Габелия может игру за какие-то дурацкие деньги продать, да еще «Арарату»?»
Я такие дела ненавижу. Футболист, который выходит на поле и продает матч, — самый первый преступник, ему за это надо пожизненное заключение давать. Вот я сейчас тренер, если узнаю, что кто-нибудь из моих ребят занимается такими делами, нож возьму и убью.
— С другой стороны, тогда 50 тысяч не такие уж и дурацкие деньги были…
— Да бросьте вы! Я уже душил того репортера, Саша Чивадзе оттащил. «Откуда ты знаешь, что Габелия деньги брал? — все настаиваю. — Ты что, видел это?» «Нет, — говорит, — там на улице между собой кто-то разговаривал». «А почему ж ты не написал, с кем я те деньги поделил?» — «Так они и сами не знали».
Получается, разговора между какими-то типами достаточно для того, чтобы извалять в грязи честное имя?
Впрочем, крайним можешь оказаться и в другом случае. Знаете, есть такая категория тренеров, которая ни за что не признает свои ошибки, виноватыми у них всегда будут игроки.
— Ахалкаци относился к их числу?
— Нет. Кстати, он не метал молнии сразу после проигранной игры, когда игроки взведены и все равно не смогут увидеть и осознать свои ошибки. Разбор полетов начинался на следующий день, включался видеомагнитофон, и Ахалкаци говорил: «А теперь смотрите сами». И куда против техники попрешь.
— А вас никогда не подмывало ударить арбитра? Судейство-то ведь разное бывает…
— Бывало, но как подумаю, что из-за красной карточки можно пропустить три или четыре игры, то драться уже не хотелось. Хотя, не скрою, как-то в Ереване было большое искушение попортить лицо Хусаинову. Вообще-то я его уважаю как арбитра и понимаю, что хозяевам арбитр всегда чуть-чуть подсуживает, но чтобы так явно… Он в мои ворота дал два одиннадцатиметровых, которых и в помине не было.
Задавая вопрос, вы, наверное, намекали на недавний инцидент с Толстых? Я так думаю по этому поводу: если он хотел разобраться, то не надо было толкать арбитра в раздевалку к ребятам. Отвел бы его в сторону и потолковал по-мужски, один на один. А вести в раздевалку не надо, завтра игроки могут ему самому сесть на шею. Кстати, поведение Толстых я бы оценил как нетипичное. Видно, совсем уж переполнилась чаша его терпения. Я на поле никогда его крика не слышал, спокойный на редкость парень был.
— Неужели за всю карьеру у вас не было ни одной красной карточки?
— Нет, только желтые.
— Понятно… Как же тогда удавалось, не обращая внимания на рев стадиона и свирепое лицо арбитра, с постным и скучным лицом таскать мяч по вратарской площадке, бессовестно затягивая время?..
— Все же это делали, а карточки получали те, кому не хватало техники. Тут ведь свои секреты есть. Можно мимо мальчика, подносящего мяч, смотреть, можно неловко его принять. Можно заговориться с защитником, когда тебе мяч подносят.
Впрочем, против затяжек судья может бороться элементарно. В Европе так: не сбегал за мячом, не ввел его быстро в игру — получи карточку. И никакая техника тебе уже не поможет.
— Неужели вы никого не боялись из советских судей?
— Никого не боялся. А уважал больше всех Липатова. Арбитры ведь большей частью какие? Следят за паритетом, мол, я один пенальти им дал, а они еще хотят — совсем обнаглели. Липатов не такой. Резкий мужик. Надо давать пять пенальти — даст пять. Надо десять — даст десять. Все равно в чьи ворота, хозяев или гостей.
— Вы могли загипнотизировать пенальтиста?
— Нет, я в это не верю. Просто на твоей стороне психологическое преимущество: за пропущенный мяч с тебя голову не снимут, а вот бьющему достанется.
Зато были бомбардиры, которые сами вратаря гипнотизировали. Все знали, в какой угол бьет Слава Метревели, но никто не мог мяч из этого самого правого угла вытащить, настолько он загонял его впритирку к штанге. На моей памяти Добровольский хорошо пенальти бил, он на реакцию вратаря смотрел и в последний момент менял направление удара.
Но если честно, то больше всех я боялся Евтушенко. Он злым гением для меня был. Как ни выйдет — забьет. Лобановский это дело чувствовал и, как только дела у его команды не клеились, выпуская Вадима, У меня настроение сразу резко портилось. Просил я его все время: «Вадим, ну не выходи ты на замену, скажи, что травма у тебя какая или еще что-нибудь». И ведь черт, голы-то какие забивал! Помню, как-то в Тбилиси киевляне били мне по воротам раза три подряд, я все отбивал, и тут, смотрю, к мячу Евтушенко дорвался. Подцепил он мяч пяткой и между ног моих в ворота ткнул. На виду у всего Тбилиси…
— После заката карьеры футболиста вы раздумывали над своим будущим или игроцкая судьба плавно переросла в тренерскую?
— Предложили работать директором чайной фабрики. Но как раз тогда меня стали звать в родной Зугдиди тренировать местную команду. Я посоветовался с женой, и мы решили, что надо ехать туда. Впрочем, в глубине души я уже знал, что вернулся бы на родину в любом случае, даже если бы жена была против. Не хотелось, чтобы земляки подумали, что я город свой на деньги променял. В первый год мы заняли в чемпионате восьмое место, затем добрались до пятого. Сейчас мне бы ту команду — боролись бы за чемпионство с тбилисским «Динамо».
Я вам так скажу: несмотря на все трудности, футбол в Грузии поднимается и свое слово скажет. У нас много хороших ребят, о которых еще заговорит Европа. Вот увидите!
Он посмотрел на часы, и я понял, что еще немного — и Отар опоздает на тренировку команды из Марнеули, которую он сейчас возглавляет. По грузинскому обычаю мы обнялись, и Отар, уходя, сокрушался, что из-за нехватки времени не может пригласить меня в гости и накрыть маленький стол…
Сергей ЩУРКО, Тбилиси — Москва.