ГУЦАЕВ ВЛАДИМИР ГАВРИЛОВИЧ

ვლადიმერ გუცაევი

---

СТАТИСТИКА ЗА «ДИНАМО» (ТБИЛИСИ):

1970 (сезон 1, возраст 18) — дубль (1+)
1971 (сезон 2, возраст 19) — чемпионат (9-3), дубль (1+-1)
1972 (сезон 3, возраст 20) — чемпионат (29-5), кубок (5), ЕК (2)
1973 (сезон 4, возраст 21) — чемпионат (20-4), кубок (2), ЕК (3), международные (5-2)
1974 (сезон 5, возраст 22) — чемпионат (25-3), кубок (7-2), международные (2)
1975 (сезон 6, возраст 23) — чемпионат (21-7), кубок (3), международные (3)
1976 (сезон 7, возраст 24) — чемпионат (17-2), кубок (4-1), ЕК (3-1), международные (1)
1977 (сезон 8, возраст 25) — чемпионат (21-3), кубок (1), ЕК (4), международные (6-5), другие (2)
1978 (сезон 9, возраст 26) — чемпионат (26-4), кубок (5-1), ЕК (4), международные (4-1)
1979 (сезон 10, возраст 27) — чемпионат (21-8), дубль (1), кубок (7-4), ЕК (4-2), международные (2-1)
1980 (сезон 11, возраст 28) — чемпионат (13-1), кубок (6-2), ЕК (2-1), международные (1)
1981 (сезон 12, возраст 29) — чемпионат (33-3), ЕК (9-4), международные (5-1)
1982 (сезон 13, возраст 30) — чемпионат (26-4), дубль (4-1), кубок (1), ЕК (3), международные (3-3)
1983 (сезон 14, возраст 31) — чемпионат (18-1), дубль (2)
1984 (сезон 15, возраст 32) — чемпионат (29-2), кубок (3), международные (7-3)
1985 (сезон 16, возраст 33) — чемпионат (5), дубль (1)
1986 (сезон 17, возраст 34) — чемпионат (4), дубль (2), кубок (1), международные (3)

Всего: сезонов (17), матчей: чемпионат (303-47), дубль (12+-2), кубок (45-10), еврокубки (34-8), международные (42-16), другие турниры (2)

Торжественные проводы В.Гуцаева из футбола были приурочены к матчу Чемпионата СССР 10 марта 1987 года «Динамо» (Тбилиси) — «Спартак» (Москва).

---

ПРЕССА О ВЛАДИМИРЕ ГУЦАЕВЕ:

Газета «Советский спорт» (Москва) от 4 апреля 1987 года:

ПОРТРЕТ С ДОЖДЕМ.
На дворе — день, в Тбилиси с утра висит весенний дождь, город и горы затянуты сырым туманом. В чайном подвальчике за столиками ни души. Анзор колдует за стойкой.
«Я сварю тебе кофе по-турецки, — говорит Анзор. — Ты, наверное, никогда не пил кофе по-турецки. Его нигде не умеют готовить, а в моем заведении умеют».
Анзор приносит кофе, подсаживается к столику и печально спрашивает: «Он действительно уходит? Скажи, что ты пошутил». Но я мотаю головой: «Ему уже тридцать четыре, Анзор. Он ведь почти не играл в последние годы. И той команды уже нет. Один в поле не воин». Анзор спорит: «Нет, воин, воин! Что вы заладили: незаменимых нет, незаменимых нет?! Есть незаменимые. Кто нам его заменит?..».
Анзор подходит к растворенной двери.
«Как этот дождь мне надоел, а! Льет, и льет, и льет… Нет. я не верю, слушай! Кахи его отговорит. Что я, не знаю Кахи Асатиани? Он скажет так: «Володя, ты — праздник для людей, ты — народный фут­болист Грузии, ты — гроза всех левых защитников от Севильи до Алма-Аты». Еще он скажет так. «Воло­дя, ты своей игрой напоминал людям, что чудеса мо­гут происходить не только на бумаге, и люди за это любили тебя». Володя выслушает Кахи и останется».
Я допил кофе и сказал: «Не останется. Все, Ан­зор, десятого марта — торжественные проводы»
…В чайную спустился по мокрым ступенькам груз­ный усач в кепке, заказал (разумеется) кофе по-ту­рецки. Анзор молча сварил, молча принес, молча поставил ему на столик. И только тогда сказал: «Ты слышал, Тамаз? Володя Гуцаев уходит». — «Ва! На­шел горе! — засмеялся усач,—Уходит наконец…». Анзор всплеснул руками «Зачем так говоришь, Та­маз? — спросил он усача. — О ком так говоришь?» — «О Гуцаеве, о Гуцаеве. — подтвердил Тамаз. — Ты неисправимый романтик, честное слово! В наш век за одного толкового маляра отдают дюжину бес­путных художников». — «Отдают! — сурово сказал Анзор. — Отдают. Но мне больше нравятся худож­ники».
Гуцаев сказал:
— Ну сколько можно играть?
И сам себе ответил:
— Хватит, хватит!
На дворе — день, в Тбилиси с утра висит весен­ний дождь, город и горы затянуты сырым туманом. И Гуцаев штор не раскрывал — ни на кухне, где мы сидим, ни в комнатах. Предпочел зажечь лампу.
— Хватит, хватит. — повторяет он. — Целых двадцать лет — беспрерывньй марафонский бег с барьерами. Пора! Открываю Конкурс на замещение вакантной должности правого крайнего. Когда-то Слава Метревели передал мне свою майку и ушел. Теперь мне говорят: «Ты должен на проводах передать майку Мише Джишкариани — нельзя уйти, не оставив наследника». Наследника… Чтобы кто-нибудь просто числился?..
(Через два дня на генеральном обсуждении сце­нария проводов Гуцаев категорически откажется пе­редавать майку. «Я не против Джишкариани, — ска­жет он. — Но передавать майку игроку резерва?.. Традиция ради традиции — это разрушение тради­ций. Джишкариани поймет меня». Уговорить Гуцаева так никому и не удастся.)
— Что будет за статья? — спрашивает Гуцаев. — Ода? Эпитафия?
— Размышление. — отвечаю я. — Размышление об игроке, которого Давид Кипиами назвал однаж­ды самым одаренным в современном футболе. Но если так, то почему…
— Почему этот игрок показал не все, на что спо­собен? — подхватывает Гуцаев. — «Если так, то почему…» — это деловой подход. Ведь ваш брат любит идеализировать героя, а герой потом себя не узнает и вообще чувствует себя жуликом.
— Идеализировать футболиста Гуцаева было бы неверно. Он и сам, видимо, понимает, что не мо­жет, уходя, сказать себе: я отдал футболу все, что мог…
(Заслуженный мастер спорта Владимир Гуцаев, как никто другой, был в футболе рабом вдохновения. Ни один человек не мог с уверенностью предсказать бурю или, напротив, штиль на правом краю атаки тбилисского «Динамо». Обозреватели поругивали Гуцаева за нестабильность. Специалисты обсуждали на его примере проблемы психологической подготовки. Тренеры угрюмо вор­чали: «Вдохновение, понимаешь ли, ему нужно…». И лишь болельщики хранили спокойствие, зная, что едва нападет на Гуцаева «стих», как он за девяно­сто минут заставит забыть о долгих днях ожидания чуда. Тогда-то и обозреватели, и специалисты про­поют ему хвалу. Тогда и тренеры не удержатся от восклицания: «Ай да Гуцаев! Ай да футболист!» А уж сыграет он — как футбольный бог на душу по­ложит…).
— Похоже, идеализировать меня на собираетесь? — спрашивает Гуцаев.
— Чего уж там идеализировать! — подтверждаю я. — Какой же это пример для юношества, если иг­рок к заданию старшего тренера относится (как сам признавался) по принципу: нравится — выполню, не нравится — сыграю по-своему?
— А-а, значит, пример для юношества — это игрок, не имеющий собственого мнения и игровых пристрастий?
(Спорить с ним, как было сказано выше, беспо­лезно. «Самоуважение, переходящее в упрямство. — говорил мне о Гуцаеве авторитетный тренер. — Интеллигент и гордец. Футболиста такая смесь или губит, или возвеличивает. С Володей случалось и то, и другое. Второе — чаще…»)
— Ну, ладно, — продолжаю. — А вот срываться на две недели в разгар сезона из Тбилиси, пусть даже в пору лечения тяжелой травмы, — это что, пример?
Иронический тон сбит, Гуцаев серьезнеет.
— Нет, это не пример. — говорит он медленно и внятно, словно по слогам. — Но кто-нибудь знает, что это такое — сидеть четыре месяца без дела? Бинты, процедуры, уколы. Операция. И снова — бин­ты, процедуры, уколы. Май, июнь… Еле хожу, а дру­зья играют. Процедуры, процедуры… Июль. По но­чам уже снятся врачи.
— Но все это — тоже Футбол.
— Увы! — Гуцаев то ли спорит, то ли соглашает­ся…
Влево, вправо, вперед!
Два легких, чуть намеченных наклона, не­постижимое движение — и мяч исчезает, начисто, непонятно куда! Обыграл-таки, и сбить не успели — ушел!.. Скольким левым защитникам не дает до сих пор покоя это видение?
«Держите Гуцаева!!!»
Истошный, срывающийся вратарский крик летел над футбольными полями на всех языках и наречи­ях: «Держите Гуцаева!»
Некий защитник, в нашем футболе весьма уважа­емый, подбежал однажды (грозно, как к барьеру на дуэли) к линии штрафной и накинулся на своего вратаря: «Что ты кричишь — держите! Держите! Иди сам держи его, если такой умный!»
Держите Гуцаева…
И его держали. Руками за майку, за плечи, за но­ги, в падении — держали! Били по ногам — сбоку, сзади, по двое и врозь. Били двумя ногами «в под­кате». Валили, сталкивали с ног. Статистика знает о «рыцарях желтой карточки» все: кто, где и когда за­работал свое предупреждение. И лишь одной графы нет в сводках статистиков: «за кого». Сколько ли­монных прямоугольничков взлетало над покорно склоненными головами гуцаевских опекунов?!
Апрель 1980 года. Перед матчем первенства СССР «Динамо» (Тбилиси) — «Динамо» (Москва) защит­ник гостей Александр Новиков получил привычное и однозначное задание: «выключить» Гуцаева. Фут­больный термин «выключить» (то есть не дать сыг­рать в полную силу, переиграть, лишить простора) защитник наполнил иным, прямым, смыслом: Гуцаев раз за разом падал на траву, после третьего столк­новения захромал и наконец по завершении реша­ющей «схватки» покинул поле на 58-й минуте.
Он вернулся в строй лишь к осени.
Август 1981 года. Встречались те же соперники — на сей раз уже в Москве. Перед игрой старший тре­нер хозяев Вячеслав Дмитриевич Соловьев говорил журналистом: «Пока не до конца ясно, как решить проблему нейтрализации Гуцаева». Не лукавил ли на­ставник? Похоже, он знал, как решить эту проблему.
И Гуцаев вновь столкнулся на правом фланге с Александром Новиковым, вновь упал на газон после болевого приема: «Ты что же это делаешь?!». Нови­ков только развел руками — прости, мол, старик! Установка…
(К слову, самое курьезное в этой печальной исто­рии то, что заслуженный тренер республики В. Со­ловьев годом ранее, еще в пору работы в Управле­нии футбола, наложил на Новикова дисквалификацию за грубую игру против Гуцаева же в том апрельском матче — вот ведь судьба! — и даже провел с защит­ником воспитательную беседу.)
Март 1987 года. Москва. Я встретился с Александром Новиковым, перед утренней тре­нировкой у динамовского манежа, и Нови­ков объяснял, что опекал Гуцаева не он один, что футбол есть футбол, что ему была поручена персональная опека и он должен был выполнять тренер­скую установку, что сам он вообще-то не сторонник индивидуальной опеки. «Грубые приемы стараюсь не применять. — говорил Новиков. — Ну, рукой придержу… А бить не люблю». Я спросил, понимал ли он, что разрушает красоту игры? И рассказал ему, как после кубкового матча «Динамо» (Тбилиси) — «Заря» стоял у раздевалки ворошиловградец Виктор Куксов и восхищенно говорил: «Мне к 15-й минуте хотелось не играть, а в сторонку отойти и только смотреть на тбилисцев…». И я поинтересовался: знакомо ли Новикову такое чувство. «А что же, выпус­кать к воротам?» — спросил он.
Разговор продолжался. «Вам давали задание удер­жать любой ценой?» — «Так вопрос не ставился». — «Но после тех игр с тбилисцами тренеры осужда­ли вас за грубость?» — «Нет. Их интересовал об­щий результат».
…Прощаясь. Новиков попросил: «Не надо валить вину на меня одного. Ведь Гуцаеву от других доста­валось не меньше. Его повсюду «рубили» — и в на­шем чемпионате, и за границей. Разве все зло во мне?».
(Когда статья готовилась к печати, у редакции воз­никли сомнения: не откажется ли А. Новиков от столь откровенных признаний? И автор вновь встре­тился с защитником Новиковым, ознакомил с тек­стом. «Я привык отвечать за свои слова», — сказал Новиков, расписавшись на листах. То был, без пре­увеличения, честный и мужественный поступок — человек не признавал гласности «для внутреннего пользования», а был готов к открытому разговору с читателем. И редакция сочла необходимым вспом­нить, что минувший сезон мастер спорта международного класса А. Новиков провел крайне корректно).
На дворе – день, в Тбилиси с утра висит весенний дождь, город и горы затянуты сырым туманом, огни впереди идущих машин в тумане те­ряются.
— Кто виноват, что у меня не все вышло? — пе­респрашивает Гуцаев, направляя свой зеленый «Жи­гуленок» в едва заметное ущелье между двумя ав­тобусами. — Защитники ли виноваты? Ну, к приме­ру, виноват ли инспектор ГАИ, не догнавший «Вол­гу» на мотоцикле с коляской?
— Как же он догонит? — недоумеваю. — Ведь какая разница в классе!
— Ну, нечто в этом роде, — соглашается Гуцаев.
— В скорости разница, в технике… Но в футболе эта разница мало кого интересует. Здесь в ходу двух­балльная шкала: удержал — «пятерка», не удержал — «двойка». В конечном счете любую низость можно объяснить интересами команды. Ладно, мы взрослые люди, знаем многому цену… Но когда я узнаю, что 15-летнего способного форварда переставили в защи­ту в интересах детской команды — у меня нет тому объяснения! Это все равно, что заставить Глазунова расписывать матрешек в интересах сувенирной инду­стрии! Я не верю, что за все шестидесятые годы в Грузии не родился великий правый крайний. Но где он? На какой ступени отбора его «отсеяли»? В защиту ли перевели, в ворота ли поставили? Талант тренера — это интуиция. И кто скажет, почему мой первый футбольный учитель Григорий Афанасьевич Гагуа сказал, едва глянув на меня: «Иди на правый край атаки»? Что он углядел во мне, двенадцатилетнем?
— И кто скажет, — продолжает он. — каков ме­ханизм интуиции Гавриила Дмитриевича Качалина, который поставил меня в мои неполные девятнад­цать в основной состав?
— Что можно пожелать тбилисскому «Динамо»? — спрашиваю.
— А когда выйдет эта статья? — уточняет Гуцаев и, узнав приблизительный срок, высказывает поже­лание: — Не опускать рук после провала в первых турах.
(Мистика? Ведь этот разговор мы вели за четыре дня до начала первенства! Или — знание футбола?).
Машина уткнулась в бордюрный камень стоянки. До пресс-конференции — несколько минут, и я в блицтемпе выстреливаю оставшиеся вопросы. «Лю­бимые писатели?» — «Хемингуэй, Фитцджеральд. Они честны». — «Любимый поэт?» — «Тициан Табидзе, но в оригинале, а не в переводе. В перево­дах он много теряет». — «Родители имеют отношение к спорту?» — «Никакого. Мама — учительница, отец — рабочий». — «Самый корректный защитник, с ко­торым довелось встречаться?» — «Московский дина­мовец Александр Маховиков». — «Пожелание юно­му форварду?» — «Умей обо всем забывать! — гово­рит Гуцаев после недолгой паузы. — Забудь, что пе­ред тобой самый лучший или самый грубый защитник мира, забудь, что тебя могут сейчас ударить по ногам, забудь, что зритель незлопамятен, что товарищи смо­гут исправить твою ошибку, — обо всем забудь! Только, выходя на поле, посмотри на трибуны, на это море из тысяч болельщицких голов, на про­жектора, на табло с двумя нулями… И играй в фут­бол!..».
— Мне больше нравятся художники. — повторил Анзор. — И мне грустно, слушай, мне грустно, что Володя сыграл только четырнадцать игр за сборную. Это для такого футболиста! Кто в этом виноват?
— Кто виноват?! — взвился Тамаз. — Он сам и виноват! Кто тренера не слушал? Кто бегал от вра­чей? Что ты делаешь из него ангела, в самом деле?!
— Всего триста три матча за «Динамо», — траги­ческим голосом говорил Анзор и воздевал руки к потолку, будто не слыша возражений усача. — Это за пятнадцать лет! По двадцать игр за сезон, а! Ты посчитай, Тамаз, получается, что он целых пять лет не играл. Понимаешь, пять потерянных лет!
— Успокойся, Анзор. — сказал я. — Что теперь об этом говорить…
Анзор замолчал, отошел к двери.
На дворе — день, в Тбилиси с утра висит весен­ний дождь, город и горы затянуты сырым туманом.
— Но скоро выйдет солнце. — сказал Тамаз.
— Да. — согласился Анзор. — Город у нас вообще-то солнечный.
М. БОЛОТОВСКИЙ.
(Наш спец. корр.).
ТБИЛИСИ — МОСКВА.

Газета «Спорт-Экспресс» (Москва) от 21 декабря 2012 года:

ВЛАДИМИР ГУЦАЕВ: «ПРЕДЛОЖЕНИЕ «РЕАЛА» ПРИШЛОСЬ ОТКЛОНИТЬ».
Тенгиз ПАЧКОРИЯ из Тбилиси.

В 1970-1980-х годах он считался одним из самых виртуозных футболистов СССР и Европы. В сентябре 1981 года на турнире в Мадриде с участием «Реала», «Баварии», АЗ и тбилисского «Динамо» Гуцаев был признан лучшим футболистом турнира и… получил приглашение в «Королевский клуб». Но радость от этого была мимолетной: и сам Владимир, и главный тренер «Динамо» Нодар Ахалкаци прекрасно понимали, что играть за зарубежный клуб его никто не отпустит, а вариант «просто остаться на Западе» исключался по понятным всем тогда причинам.
Но наш разговор с юбиляром в Тбилиси начался не с этой истории, а с рассказа о его первых футбольных шагах.

ОТ «КОЖАНОГО МЯЧА» ДО КУБКА КУБКОВ
— Все будто вчера: 1971 год, вы дебютируете в «Динамо», вам 19 лет. Болельщики в восторге от юного динамовца с оригинальной прической, необычными финтами и сольными проходами. Вы тогда повергали в шок соперников. Помню, однажды игроки «Арарата», не сумев вас сдержать, порвали вам футболку.
— Да, был такой эпизод. Футболисты «Арарата» — одной из лучших команд СССР первой половины 70-х годов — не знали, как поступить со мной, поскольку прямо грубить и откровенно сбивать, как порой делали некоторые игроки других клубов, не хотели. Наверное, поэтому в одном из эпизодов многоопытный защитник «Арарата» Норик Месропян — видимо, раздосадованный тем, что «какой-то пацан» обвел его и устремился к воротам, — машинально схватил меня обеими руками за майку. Она порвалась, стадион взорвался от красоты эпизода, а судья дал араратовцу желтую карточку: тогда за это не удаляли.
В другой раз защитник ереванцев Александр Коваленко буквально повис у меня на шее. Я не был на них в обиде — они хотели меня сдержать, но по ногам при этом сильно не били…
— Вы играли за молодежную и национальную сборные СССР, были одним из ключевых игроков тбилисского «Динамо» в его золотой период 1976 -1981 годов, выиграли Кубок кубков. В детстве мечтали о такой блестящей карьере?
— Мой отец Габро (по паспорту Гаврил) был страстным поклонником футбола, это передалось и мне. Я с детства гонял мяч в Нахаловке (район Тбилиси), точил технику… В составе команды своего района побеждал на республиканском турнире на приз клуба «Кожаный мяч», признавался лучшим нападающим. С годами пришли умение и понимание игры, меня заметили тренеры-селекционеры «Динамо» — и в 18 лет я стал игроком любимой команды Грузии и Советского Союза. Помните, наверное: тбилисских динамовцев в СССР называли «грузинскими бразильцами» за то, что они играли изящно, красиво, с импровизацией и в удовольствие, а не только ради очков. Так повелось еще с 60-х, когда блистали Михаил Месхи, Слава Метревели, Шота Яманидзе, Владимир Баркая, Илья Датунашвили, Муртаз Хурцилава, Борис Сичинава, Георгий Сичинава, Кахи Асатиани и другие великие мастера.
— Вы пришли в «Динамо» в период смены поколений, когда формировался костяк будущей великой команды. А как вас приняли, дедовщины в клубе не было?
— Ну что вы, какая дедовщина?! Тогда капитаном «Динамо» (и сборной СССР) был Муртаз Хурцилава, еще выступали игроки сборной Слава Метревели, Кахи Асатиани, Реваз Дзодзуашвили, Гиви Нодия, уже был в ударе Манучар Мачаидзе, начинал восхождение Давид Кипиани… Было у кого учиться. Никогда не забуду, как Метревели во время своего прощального матча в 1972 году передал мне майку с номером 9 — под ним после Славы играть было сложно, почетно, очень ответственно и даже немножко страшно. Ведь Метревели был чемпионом Европы 1960-го и вице-чемпионом 1964 годов, участником ЧМ-1962, 1966 и 1970, играл за сборную мира.

ВЕЖЛИВЫЙ ОТКАЗ
— Болельщики со стажем вспоминают, что в 1981 году вы получили приглашение о переходе в мадридский «Реал». Расскажите об этом поподробнее.
— После турнира в Мадриде (динамовцы проиграли «Реалу» 2:4, хотя вели в счете 2:1, а в матче за третье место выиграли у «Баварии» — 2:1. — Прим. «СЭ») меня позвал Нодар Парсаданович Ахалкаци и сказал, что «Реал» хочет меня видеть в своем составе и готов заплатить за трансфер любую сумму, которую мы поставим в контракте. Я онемел… Но в ту же секунду четко осознал, что в Испанию меня никто не отпустит, что в случае моего согласия на предложение «Реала» будут неприятности у родных и близких, у руководства моего клуба, что меня могут даже объявить «предателем Родины» со всеми вытекающими последствиями.
Нодар Парсаданович сказал мне: «Вова, придумай, как отказать «Реалу». Я поблагодарил представителей «Королевского клуба» за приглашение, но сказал, что уходить из «Динамо» и уезжать из Тбилиси не могу и не хочу из-за любви к клубу, городу и болельщикам. Эти причины вежливого отказа представители «Реала» с уважением приняли. Но понять смысл моих слов о том, что кроме всего прочего в Тбилиси у меня есть все условия, в том числе и автомашина «Волга», без которой я жить не могу, они не могли. Испанцы долго выясняли, что же это за машина, из-за которой Гуцаев не хочет уезжать из Тбилиси. Потом предложили Ахалкаци обменять меня на двух сильных игроков — Сантильяну и Хуанито. Но мы были вынуждены отклонить все варианты… Мадридцы удивились, но больше эту тему не поднимали.
Но еще больше испанцы удивились, когда в 1982 году сборная СССР приехала на чемпионат мира без Давида Кипиани. В ее составе там играли четверо тбилисских динамовцев: Александр Чивадзе (капитан команды), Тенгиз Сулаквелидзе, Рамаз Шенгелия и Виталий Дараселия. Но Константин Бесков и Валерий Лобановский (третий участник триумвирата тренеров сборной, Ахалкаци, не вмешивался) не взяли на чемпионат ни Давида Кипиани, который, по опросам начала 1982 года, входил в список пяти ведущих футболистов мира, ни меня.

Когда сборная СССР прилетела в Мадрид, испанские журналисты спросили у Бескова: «А почему нет Кипиани и Гуцаева, которых мы отлично помним по играм в евротурнирах?» Бесков, говорят, тогда попытался объяснить это какими-то тактическими соображениями. А испанские журналисты решили: раз нет Кипиани с Гуцаевым, значит, в сборной СССР есть более сильные игроки. Давид был в шоке: ведь сыграть на чемпионате мира — мечта любого футболиста. После того как за два месяца до турнира, в апреле 1982-го, ему сообщили, что он туда не едет, Кипиани вообще ушел из футбола: ему был уже 31 год, и ждать еще четыре года было почти нереально. А я, хотя и продолжил в свои тогдашние 29 играть, очень долго не мог отойти от этого удара.
— Завершив в 1986 году карьеру игрока, вы работали тренером в Грузии, на Кипре, потом опять в Грузии, возглавляли молодежную и национальную сборные страны, были начальником команды «Спартак-Алания», ставшей в 1995 году чемпионом России. И вот опять работаете во Владикавказе.
— Да, в октябре этого года мой друг Валерий Газзаев предложил мне должность спортивного директора «Алании». Цель команды — в этом сезоне закрепиться в премьер-лиге, а в следующем — бороться за право играть в еврокубках. Посмотрим, что получится.
СУПЕРПРЕМИЯ ЗА ГОЛ «ЛИВЕРПУЛЮ»
— 3 октября 1979 года тбилисцы дома повергли легендарный «Ливерпуль» — 3:0, один из голов забили вы, и титулованные англичане вылетели из Кубка чемпионов. В одном интервью вы говорили, что за гол «Ливерпулю» один тбилисский болельщик обещал вам премию в тысячу рублей — по тем временам большие деньги.
— Не одну, а две тысячи рублей подарил он мне за тот гол. Первый матч в Англии мы проиграли — 1:2 и для выхода в следующий этап Кубка должны были победить дома минимум со счетом 1:0. Перед игрой в Тбилиси тот болельщик сказал мне: «Забьешь «Ливерпулю» — подарю тебе две тысячи». Это был мой давнишний поклонник, ныне уже покойный Лери Кирвалидзе. Перед ответным матчем мало кто верил, что мы сможем одолеть великий «Ливерпуль», но он на всякий случай пообещал мне вознаграждение.
— И что, пожалел об этом?
— Сам Лери потом рассказывал мне примерно так. Когда я опередил и англичан, и Рамаза Шенгелия, забив гол, то он сначала обрадовался, а потом спросил у соседей по трибуне: «Это что, Гуцаев?» Ему подтвердили, и он остолбенел… Ведь речь шла об огромной сумме. Тогда лучшие игроки в «Динамо» получали по 360 рублей, и это считалась очень хорошей зарплатой, а здесь за один гол — две тысячи, полугодовое жалованье! Лери на трибуне минуты две чертыхался в мой адрес. А соседи никак понять не могли, почему он так расстроился.
После матча Лери, конечно, обещанную сумму мне вручил. Но больше я с ним не спорил — жаль мне его было. А Шенгелия тогда на меня было обиделся за то, что его опередил, но, когда я объяснил, что к чему, долго смеялся и радовался за меня.
Но все же для нас тогда главным были не деньги, а то, что футболистов везде любили и уважали. Люди узнавали нас и искренне дарили нам тепло и признание. А это важнее любой премии…

Всего голов в Чемпионате СССР — 47:
1971 (3) — «Зенит» Л. (г), «Шахтер» Д. (д), «Динамо» М. (г).
1972 (5) — СКА Р/Д. (д), «Арарат» Ер. (д), «Локомотив» М. (г), «Карпаты» Л. (д), ЦСКА (г).
1973 (4) —
1974 (3)
1975 (7) —
1976 (2) —
1977 (3) —
1978 (4) —
1979 (8) —
1980 (1)
1981 (3)
1982 (4)
1983 (1)
1984 (2)
1985 (0)
1986 (0)

Пенальти (всего пробивал):